Прежний учитель химии у нас был просто замечательный. Предмет он знал великолепно, а класс держал в ежовых рукавицах, но не за счет сверхстрогости, а за счет неиссякаемой иронии, которая оборачивалась редким по остроумию и воздействию сарказмом по отношению к нерадивым.
Быть публично и элегантно высмеянным не хотел никто. Да и предмет учитель преподавал очень интересно. Поэтому химию мы знали назубок.
Как выяснилось потом, учитель употреблял свою иронию не только в педагогическом процессе, а во взаимодействии с особо дефективными коллегами, среди которых, к его несчастью, была и директор школы. Так что, третью четверть мы начинали уже с другой учительницей химии.
То ли она ревновала к педагогическим успехам своего предшественника, то ли мы ей сразу не понравились, но уроки химии превратились для нас в муку смертную. Многочисленные придирки, нудное и малопонятное изложение нас раздражало, более того, вызывало протест, который выливался в целый ряд мелких пакостей. В ответ последовали уже серьезные репрессии. А они, в свою очередь, подвигли нас на новые, уже не очень безобидные, проделки.
Сейчас мало, кто помнит, что в то время шариковых ручек еще не было. Авторучками писать нам, почему-то запрещали. Соответственно, и преподаватели, и ученики писали обыкновенными школьными ручками, увенчанными пером № 83. Естественно, наличествовали и чернильницы-невыливайки.
Однажды, когда «любимая» учительница пришла на урок, в чернильнице на ее столе чернил не оказалось. Еще бы, битых пол часа добровольцы вымакивали их промокашкой. Правда, рядом с чернильницей скромно стояла бутылочка, наполненная... Уверяю вас, то, что имелось в бутылочке, по виду напоминало всамделишные чернила. Но наполнена она была подкрашенной масляной кислотой – самым вонючим веществом, которое я когда-либо встречал в жизни. Ни о чем не подозревая, учительница с трудом открыла плотно закрученную пробку...
Конечно, урок был сорван. Конечно же, все, следующие за ним, тоже. Весь оставшийся день и даже ночь помещение простояло с открытыми настежь окнами. А утром начались допросы. Наибольшее подозрение вызывал я, ибо всем было известно, что моя мама – химик. Но я держался почище Зои Космодемьянской, отметая все подозрения на свой счет. Так ничем это и закончилось. Хотя... Когда на весенние каникулы восьмые классы должны были поехать на экскурсию в Москву, нас, по настоянию химички, не взяли. Никого!
Естественно, «взаимная любовь» от этого только возросла. Плохие и очень плохие оценки посыпались на нас, как когда-то, очень давно, на евреев манна. Но, если эта самая манна небесная как-то скрасила жизнь экскурсантов по пустыне, то «щедрые дары» учительницы наше существование отнюдь не украшали. Дневники тоже... Обеспокоенные родители косяком двинулись в школу. Но учительница «успокоила» их тем, что это еще цветочки, а ягодки она обещала подогнать аккурат к экзаменам. Известие это мало кого обрадовало. Дело в том, что восьмой класс был как бы выпускным. Предполагалось, что те, у кого успеваемость «на высоте» продолжат обучение в школе вплоть до одиннадцатого класса. Остальные же вольны идти работать, поступать в ФЗУ или техникум. Так что, хорошие оценки были очень важны. А химичка на каждом уроке находила время, чтоб рассказать, какими непроходимыми кретинами будем мы выглядеть на экзамене.
- Одно только портит мне настроение, - добавляла она – это то, что с некоторыми из вас мы встретимся в будущем учебном году! В том же классе...
Так что, в преддверии экзамена мы несколько приуныли. А потом решили:
- Пропадать, так с музыкой!
Сейчас расскажу, какую «музыку» мы сочинили. Но прежде уточню две вещи.
Во-первых, экзамены принимала комиссия, в состав которой вместе с основным преподавателем входил еще какой-нибудь учитель, который к предмету экзамена никакого отношения не имел. Экзамены шли долго, посему на стол экзаменаторов ставился графин или сифон с водой и ваза для цветов. Цветы приносили экзаменующиеся.
И второе. Это сейчас в аптеках полнейшее разнообразие медикаментов. Раньше такого не было. От температуры – аспирин, от головной боли – пирамидон, от запора – пурген.
Уже было известно, что вместе с химичкой экзамен у нас будет принимать... преподаватель труда. Опять же, про него было известно, что кроме коньяка он никакой другой жидкости не употребляет. Так что, сифон, наполненный газированной водой с сиропом, предстояло выпить только химичке. Цветы на экзамен мы не принесли, преодолев яростное сопротивление родителей. Это не прибавило химичке добрых чувств.
Как, обычно, шел экзамен? Сначала запускались пять-шесть человек. Они брали билеты и садились за парты, чтоб готовиться. На это отводилось пол часа. Потом надо было отвечать.
Первыми на Голгофу отправились бывшие отличники, которые, благодаря химичке, стали хорошистами. Это еще ничего. Я – победитель областной химической олимпиады! – и вовсе превратился в троечника.
Май, жара... Ну, когда, когда же ей захочется пить?! Вот, наконец, она наполнила стакан водой и жадно выпила. Глаза наши, оторвавшись от листиков, на которых мы пытались воспроизвести формулы, впились в нее. Минут пятнадцать ничего не происходило и мы, было, приуныли. Но... Лицо химички неожиданно исказилось. Какое-то недолгое время она еще боролась с собой, а потом с воплем: - Я больше так не могу! – вылетела из класса.
- Реакция вытеснения! – брякнул кто-то ей вслед.
В класс учительница больше не вернулась. Ни на этот экзамен, ни на другие. Она вообще покинула нашу школу. Не выдержала...
И вправду: кто выдержит смесь из трех пачек пургена на литр воды?
