На редкой детской площадке и в редкой детской песочнице не найдется такой мамы, чей воспитательский инстинкт побеждает все остальные инстинкты. «Ай-ай-ай, какой нехороший мальчик, песком кидается!»

,«Ой-ой-ой, какая жадная девочка, игрушками не делится!» «Эй-эй-эй, а уж про этих близнецов и говорить не надо, все и так понятно — невоспитанность-то какая!»

Мама видит все и всех. Контролирует процесс прогулки и игры от начала и до конца и не забывает воспитывать тех, кто «нарушил закон».

Родители воспитуемых могут реагировать по-разному. Кто-то моментально кинется на защиту собственного чада: «Поучайте ваших паучат». Другой даже не заметит, что его ребенка за что-то отругали: залюбуется на солнышко, заболтается за семечками, затвиттерится в телефоне, либо, от общей пофигистичности склада характера, не придаст данной истории никакого значения.

Третьи же, порой, даже рады подобному факту: многие дети лучше прислушиваются к замечаниям посторонних людей, мамины же запреты воспринимают как общий звуковой фон — каждый день одно и то же, одним и тем же голосом, с одними и теми же интонациями. Как холодильник — гудит только первые три дня, потом привыкаешь.

Авторитет постороннего

О том, что ложка — «это ложка, ложкой суп едят», я твердила дочери с момента, как ее взгляд приобрел способность фокусироваться на той самой ложке. О том, что перед прогулкой ей вполне по силам самостоятельно надеть колготки и свитер, я начала говорить чуть позже, но все же начала. Дочь мои слова за аксиому принимать отказывалась и на протяжении двух-трех лет требовала всяческих к ним доказательств. В детском саду ее научили есть и одеваться за два дня.

К тому, что пальцы стоит держать в перчатках, в варежках, в теплой воде, в свободном плавании, но никак не во рту, я пыталась приучить своего ребенка несколько долгих месяцев. В ту пору ее возраст приближался к четырем годам, существом она была внимательным, разумным и довольно послушным. А вот с пальцами никак — не помогали ни разговоры, ни уговоры, ни просьбы, ни угрозы нападения страшных микробов. Детский лак помог избавиться лишь от привычки поедать ногти, но руки по-прежнему зимовали во рту. Одна фраза врача: «Руки облизывать нехорошо, на руках много вредных бактерий», и ребенка как подменили — пальцы рвались, конечно, к привычному месту обитания, но голова тут же сигнализировала им «отбой».

Врач — авторитетный, компетентный специалист. А мама — всего лишь мама.

То же относится и к педагогам. «Знаете, что нам сегодня воспитательница рассказала?! — с горящими глазами выбежала дочка из сада. — Что сначала идет утро, за утром день, за днем вечер, а за вечером ночь!» «Мудрые слова...» — задумчиво проговорил папа. О том, что дочь к тому моменту знала данный факт уже года три как, он деликатно не стал ей напоминать. Для ребенка было значимо и важно то, что уважаемый ею воспитатель, авторитетный педагог, подтвердил те явления, про которые до этого рассказывали и которые показывали родители. Просто родители.

А игрушки? Сколько раз за свою ранне-родительскую бытность мы призываем на помощь плюшевых медведей, пластмассовых роботов и одноногих кукол? «Ну-ка, ну-ка, покажи мишке, как ты умеешь кушать». «Зайка попросил тебя убрать все игрушки с пола, потому что он среди них может заблудиться и не найти дорогу домой». На некотором этапе жизни для ребенка мишка с зайкой являются куда большими авторитетами, чем мама. В ответ на мамину просьбу — категорический отказ, в ответ на просьбу плюшевого друга — радостное исполнение.

В некоторых вопросах авторитет постороннего неоспорим, и грех им не воспользоваться. Да что там говорить про детей, если даже взрослые люди часто с большей охотой и верой прислушиваются к словам телевизора и дочки Людмилы Петровны, чем к доводам собственных детей, супругов или родителей.

Так как же быть? Всегда ли принимать замечания «посторонних», спорить с ними или реагировать как-то иначе? И как мы, родители, чаще всего ведем себя в случае подобных замечаний?

Возьмем для примера простую ситуацию. Воспитатель после очередного садовского дня рассказывает родителям: «Саша сегодня ударил Дашу».

Категорический отказ

Есть родители, которые моментально все отрицают: мой ребенок такого сделать не мог, его вынудили, заставили, подставили, довели, оклеветали. А то и обвиняют самого воспитателя: это вы виноваты, недосмотрели, недовоспитали. Такие родители чаще всего руководствуются принципом «Мой дом — моя крепость. Мама — главная защита ребенка от внешнего мира». Дома сыну может очень даже влететь, но на людях адресовать в его сторону малейшее замечание недопустимо.

Подобная безоговорочная поддержка ребенка на людях может привести к весьма печальным результатам в будущем. Человек становится уверенным в своей непогрешимости, у него появляется убежденность в том, что, независимо от «качества» его поступка, мама всегда примет его сторону, отругает нехорошую тетю, разгонит палками врагов, угонит вертолет и спасет «малыша» от злых дядей.

Подобные «малыши» порой остаются «малышами» всю свою жизнь. Их спасают мама, папа и троюродный дядя со своей собакой таксой. Все, кто угодно, кроме них самих. Такой ребенок с детства привыкает, что может безнаказанно творить все, что ему вздумается: обижать ровесников, намеренно переворачивать горшки с цветами, пакостить воспитателям и учителям. Он даже получает определенное удовольствие оттого, что взрослого человека на его глазах признали неправым, со взрослым не согласились. Такой ребенок видит себя победителем и героем, не думая о моральной стороне этой победы.

Для многих гораздо проще получить дома ремня или любой другой нагоняй, чем признать свою вину перед воспитателем и обиженной девочкой. Морально более легкое наказание порождает более легкое отношение к самому себе, рамкам собственного поведения и мере ответственности.

За проступки порой необходимо отвечать и прилюдно, если проступок затрагивает интересы этих самых людей.

Продолжение завтра